22 ИЮНЯ - ДЕНЬ ПАМЯТИ И СКОРБИ

22 ИЮНЯ – ДЕНЬ ПАМЯТИ И СКОРБИ.

22 ИЮНЯ 1941 ГОДА НАЧАЛАСЬ ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА.

Вниманию посетителей сайта предоставляются воспоминания о войне участника войны Бориса Васильевича Калинина (Россия, Город-Герой Тула).

1941 год. 21 июня. Выпускной вечер. Окончание 10-го класса 9-й средней школы Пролетарского района. Сейчас она гимназия № 3 называется, находится на улице Калинина. Здание старое снесено. Это новое здание. Мы гуляли, как положено, всем классом до утра. Есть фотографии эти. Договорились утром собраться пойти гулять в парк всей группой. Ну и разошлись, поспать немного.

Радио было включено и слышу выступление Молотова, наверно в 12 часов. В 12 действительно.

Выступление о том, что без объявления войны началась война. Киев бомбили, нам объявили, что началася война. Мы договорились опять в школе собраться всем классом и пойти в Горком комсомола. Мы ж комсомольцы были. Он находился на Площадке. Там здание старое сохранилось напротив аптеки. Рио на другой стороне. Я не знаю, что сейчас там. Вот тут райком. Пришли к своей, Шишкина – это наш начальник была комсомольская, секретарь горкома комсомола.

Ну, говорим, война началась, нас считайте мобилизованными на фронт. Раз война уже идёт, нас на фронт. Почему? Потому, что мы уже как бойцы были все подготовлены в школе. Мы уже аттестованы были как бойцы. Мы хорошо стреляли, у нас были ворошиловские стрелки значки. Мы хорошо прошли курс подготовки противовоздушной обороны. У нас значок ПВО был. Мы прошли курс санитарный службы. У нас был значок ГСО – готов к санитарной службе (стоит понимать значок ГСО - Готов с санитарной обороне). Ну и значок труду и обороне был ещё, физкультурный (стоит понимать значок ГТО - Готов к труду и обороне). Короче говоря, четыре этих значка. Учительница по физике Зинаида Николаевна меня называла генерал, иди отвечать. Сволочь.

Пришли мы в горком комсомола. Она говорит, вот сейчас уже по области организован комитет обороны города во главе с секретарем. Будут организованы специальные группы. Пролетарского района – Районная пролетарская группа местной противовоздушной обороны.  Вы будете в этих отрядах. Вот нас туда и зачислили всех. Ну и девочки, и мальчики. Чем мы там занимались. Были распределены участки. Народу много. Вот, в частности, мой участок, Масальского, Попова – мы были на Епифанской и Марата. Там угол Марата. Там был какой-то завод или фабрика, сейчас её уже нету. Там на крыше был установлен наблюдательный пункт. Это был наш базовый пункт, где мы собирались, где мы наблюдали и т.д.

Ну чем мы занимались по городу – во-первых заставляли жителей рыть около своих домов окопы яму для того чтобы в случае бомбёжки можно было туда спрятаться – типа окопа. Чтобы окна были заклеены бумагой крест на крест, чтобы ночью никакого света не было. Почему я говорю об этом, потому что уже прошла неделя как началась война, а немцы уже вошли в Минск, были в Белоруссии уже. Продвигались очень быстро. Одна Брестская крепость только застряла на месте.

Всё ходом шло. Начальство высшее организовывало на заводах эвакуацию оборудования, всех людей. Мой отец – тоже коммунист ленинского призыва был начальником цеха на Оружейном заводе. Организовывал эвакуацию, погрузку в эшелоны оборудования и т.д. Я не буду говорить о нём. Я говорю, что мы значили. Они делали ежи, варили их. Организовывали вокруг Тулы оборонительные окопы, рубежи, противотанковые рвы. Какая там техника, всё лопатки и вручную и ничего, откуда она у нас было. Я лично не копал, потому что мы организовывали только население, ведь милиции не хватало и она вообще-то в это время уже никакого отношения, в основном все положись на комсомольцев, коммунистов, на отряды, уже Рабочий полк, отец стал в Рабочем полку, тоже случайно. Я не буду говорить почему он остался в Туле. Сам не уехал на Урал, все вещи уехали.

Мы смотрели, мы патрулировали по близлежащим улицам. Это по Марата, по Замочной улице – я на Замочной жил – по Замочной, по Гармонной, по Ложевой. Наш Пролетарский район весь был под нашим контролем, потому что завод – сейчас он Комбайновый завод называется, а тогда завод Новая Тула назывался, потом завод “Штамп” там внизу и Патронный, потом завод на Кировской. Все они работали. Народ тоже выходил по сменам и тоже очень много.

А у нас ещё эти – чёрная кошка” организовалась – пацаны. Ну я их всех знал вообще-то раньше. Их предупреждали, чтобы во время получки, когда давали им получку – они тоже ходили им давали паёк на предприятии – чтобы не грабили эти ребята, так как мы их ровняли. А потом этот главарь Шариков Женька, его всё-таки застрелили после. Он переодевался в женское, группу организовал, там ещё “Зелёный” какой-то назывался хрен. И этих всех милиция перестреляла, в общем. Ну, короче говоря, таким образом, Тулу свою берегли, готовили её к обороне.

Ходили трамваи, кино работало, кинотеатр Бабякина, Степанова, ещё, там их сейчас нету. Работали. Клуб “Серп и Молот”, как ни война всё-таки, трудно было, танцы устраивали для молодёжи в “Серп и Молоте”. Бесплатно между прочим всё это дело. Ну самодеятельность. Была самодеятельность. Короче говоря, народ прибывал, военкомат работал – мобилизовывали молодёжь, и Рабочий полк пополнялся ну, и особенно, комсомольцами. С комсомольцами не было проблем. Мы добровольно шли. Всё нормально. А вот эти, которые не комсомольцы – шпана, которые себе раньше и в школе со мной училися такие же. Ну я их всех знал, которые учились то плохо. До седьмого класса едва дотянулись, кто в ФЗО пошёл, кто вообще не работал. Ну, их тоже собирали в этот отряд – комсомольско-молодёжный отряд, истребительный отряд назывался. Мы туда, значит были.

Не хватало командного состава. Ну, даже Рабочий то полк возглавлял капитан Горшков, а уж комсомольцев, мы были, я, у меня была группа, отряд, у других, у Володьки Масальского тоже была группа вот этих всех. Это самое – у Попова тоже. Ну, вот наши, которые в школе то учились. Да, что получилось – нет командирских кадров. Нас вызывают в военкомат, ну значит меня, я смотрю и Масальского, Попова, Синикина – всего четырёх человек. Вас отправляем в Москву, пока, значит, железная дорога работает, кольцо не замкнулось, можно было значит. Ну, на командирские курсы Вас. И пройдёте там срочно эти курсы – там срочные курсы были – и вернётесь в Тулу. Ну, в общем, короче, дали нам – да и предупредили на вокзале значит ещё с каждого района – у нас четыре – с каждого района по четыре человека будут. Нас четыре, с Центрального района, с Зареченского по четыре. Ну я их всех – нас двенадцать человек – знаю. Ну Вадим Шильдяев из Центрального района недавно умер только. Он был начальником Обллита, секретарь, член Обкома был. Шильдяев. Он окончил Педагогический институт после войны и работал. Масальский после войны, значит, стал юристом, адвокатом. Синикин, значит, стал работать в милиции. Там паспорта выдавал после войны уже. Ну, вот, короче говоря, кого ещё я там помню. Значит Миша Зайцев из Зареченского, а, по-моему, там из Центрального района, да оттуда из Центрального со своими ребятами уже, я не помню их фамилии. Ну его я запомнил. Он выше нас был по росту и рыжий. Всё его рыжий звали. Ну, значит, и уехали в Москву. Миша Зайцев стал генерал армии. Последняя его должность – он был командующий в Германии в Группе Советских войск. А воевал вместе со мной на фронте, 10-я гвардейская армия.

Вернуться то в Тулу мы не могли. Тула замкнулась. Немцы подходили уже к Туле. Мы уже в декабре закончили эти курсы. Ну уже мы готовы, нас лейтенантами сделали. Но ещё мне два кубика не дали, когда немцы подошли уже к Москве. В одном районе в Химках уже были на той стороне канала, на левом. Дальше там были на сорок первом километре, где панфиловцы их остановили. Ну, короче говоря, уже было близко. Это уже было значит пятого, ну пятого декабря. Готовилось наступление. И вот .Ну чем мы занимались там в Москве – учёбой, я уже не говорю – аэростат поднимали. Короче говоря, тоже там порядок наводили. Короче говоря, нас собрали и говорят: “Ребята вы уже закончили”, немцы вот уже в Москве, Москва эвакуируется, в общем бегут из Москвы, машины, там, в общем, короче говоря, там ну ни паника, а бег из Москвы вот этих – начальства – да было. Вот это начальство надо было там это самое сортировать, ловить, кто это там. А там тоже и бандиты были, которые, тоже кто бегут, ну, короче говоря, там ерунда была. Вот.

Ну, взяли паёк и на Курский вокзал и в направлении наступления. Наступление начинается. Так. Ну пришёл я на Курский вокзал к коменданту и говорю: “Вот у меня направление”. Он говорит: “Ага, тебе в Управление, в штаб противовоздушной обороны Москвы, туда”. Ну, а я солдат. По приказу я уже лейтенант, а ещё не получил звёздочки та, т.е. погоны, кубики были тогда. Вот. Ну, это, в этот штаб ВВС, ну там то, в общем то, хорошо – не то, что на фронт, стрелять. А тут получать сводки. Ну, да – кем мы были на этих курсах. Нас готовили штабных работников спецсвязи. Значит, это СУВ назывался – Специальное управление войсками. Это шифровальные, шифровальщики. «” “Представляешь это?”, – спрашивает Борис Васильевич. “Да”, – отвечаю я. Это шифровальщики. Так. Ну, короче говоря, мы со связистами, значит, специально все эти документы, все сводки, все зашифровывали и получали сведения от командиров низших, передавали приказы. Короче говоря, это сложная штука, не буду рассказывать. Вот. Так. Ну, немцев немного отогнали от Москвы. В это время градусов сорок мороз был. Пришли сибирские ребята, дивизии. Вот почему отогнали от Москвы. Ну, значит, получаю приказ. Меня направляют в штаб Калининского фронта. Ну, опять на Курском вокзале. Туда прихожу, ещё там с несколькими встреча ребят, с которыми мы были в школе. Тоже их направляют в разные. Ну к коменданту. Он говорит: “ладно”, а уже вечер, к коменданту, а он говорит: “сейчас машины направляются. Кто с боеприпасами, кто там с продовольствием, в общем, на фронт, туда, к наступающим войскам. Вы с ними поедете”. Ну, ладно, поедим. Вышли на Волокаламское шоссе, где мне указали, сели на машину, короче говоря. До этого ещё машина поехала и следующие уже мы едим за этой машиной. Она раньше уехала. Смотрим, это, на дороге факел горит. А эта машина, значит, ехела, шофёр не заметил вот эту воронку и в воронку в эту летел. А вёз он КС. Это зажигательная смесь. И вот там ребята были, я уж даже не знаю сгорели они, нет. Не могу сказать, не знаю. Вот. Ну, мы едим, объехали, проехали, всё. Оказывается, я вместо Калининского фронта попал к панфиловцам. Панфиловцы отступают, и я к ним к ним вместо штаба я попал к ним. Ну, короче говоря, в это время бомбили много и меня в ногу ранили. У меня это до сих пор осталось. Ну, уже заметки нет. Красногорск, тут это, город, в общем там госпиталь. Я даже не воевал ничего. Я говорю: “Вот ранение то”. Посмотрели. В общем перевязали, всё сделали, полежал там несколько. Ну, разобрались. Вместо того, чтобы с  этими с панфиловцами мне, а у меня документы в штаб Калининского фронта. Ну, короче говоря, переправили – тогда это не так-то просто было переправляться – где пешком, где на машине. В общем, добрался я. В общем, и оттуда меня отправили в этот штаб Калининского фронта. Туда я доехал. А он находилси в Кувшиново. В общем, по дороге, где-то около Ржева, не доезжая Ржева. Станция у них там. Вот, в этот штаб Калининского фронта. Ну, вот там. А я же солдат, мне же в документы штабные пишут лейтенант, а я без этих. Ну, когда я в этот штаб то приехал, встречаю там ребят своих, которые тоже со мной стажеры стажируются в этом штабе. А они говорят: “А почему у тебя звездок, этих, погонов, на петлице нету этих кубиков то”. Да я говорю мне никто, ничего это. Ну, короче говоря, оттуда телефонный звонок в Москву то. Ну оттуда сразу пришло – лейтенант. Ну выдали мне это. Там АХО, место это, где обмундирования. Значит мне кубики, пистолет. А пистолет какой – Наган. Это такой был. Наган. С кобурой. Прочищать надо было. Была такая штучка. “Шомпол”, – говорю я. “Да, вот”, – отвечает Борис Васильевич. Вот, ну обмундирование солдатское тогда было. Тогда не было ещё. И потом уже мороз, холод. Это не просто так. Ну, постажировались, постажировались мы там. Значит это уже время проходит, сейчас – май месяц. Да, помнится май месяц. Уже сорок второй, май месяц. Уже отогнали от Тулы,  в общем, от Москвы уже отогнали километров на 50 на 100 уже отошли. Тулу так и не взяли. Мы в Тулу так и не вернулись. Ну, в это время, значит, это было, значит, в мае в 39-ю армию меня направили. В штаб 39-й армии. Далее я прерываю запись и Борис Васильевич занимается варкой гречневой каши и рассказывает, что они ели на войне. Затем я продолжаю запись нашего разговора. “Про кашу напомните, пожалуйста, то, что вы рассказали, про кашу, с чем варили кашу”, – спрашиваю я, чтобы записать. Борис Васильевич продолжает. Кашу варили, мы жарили с этими – с лягушками и с головастиками. В общем, со всеми, что попадалось там. Так. И так жарили, лягушки очень вкусные между прочим. Вот это варили, вкусные были. Там много очень было этих лягушек. А как, почему я там остался – я же не сказал. Да, в общем, отправили нас в штаб Калининского фронта. 39-я. Вот. Ну, прибыл я в эту 39-ю армию. Это под городом Белым Калининской области. Вот. С правой стороны наша 3-я ударная армия под командованием Власова генерала. А у нас, я уже забыл своего генерала. Ну, короче говоря, я нарисую семи километровый проход, а дальше вот такой пузырь нашей армии. Площадь 300 километров вот такая вот. Площадь нашей армии.  Власов свою армию сдаёт, значит, под Псковом немцам. Так. Немцы наступают, значит. Туда в штаб ушёл. Армия за ним не пошла. Армия, все к нам ребята перешли. А этот коридор перекрыли. Мы оказались в окружении, ну в районе этого Белого, города Белого, в лесах. Там не сплошные леса, а там болота леса, болота леса, вот эти топи, вот в этих местах. Так. Это было, значит, уже – я приехал туда в армию в мае, а это июнь-июль месяц. Как раз в июле месяце это, первое, по-моему, июля власовцы сдались. В этих примерно месяцах. Вот. Ну в это время что там в лесах – черника вот эта вот, подошла малина там. У нас же что были боеприпасы там все израсходовали. Так. Обороняться уже не чем. Так. Дальше. Раненых много. Госпиталь забит. Ну, командование решило, значит, выходить. К нам присоединился ещё кавкорпус генерала Белова, который здесь под Тулой был. Они  тоже с нами вместе и генерал тоже со своим корпусом, с нами вместе. И я, как шифровальщик нас с радистом мы с ними, значит, я со своей армией, а они со своей значит. Ну и я держал с ними связь. Ну передавали сведения все туда в Москву, в штаб Калининского фронта где поближе по рации тогда. Ну, короче говоря держал связь. Ну, выходили мы. Ну, целый месяц выходили, очень трудно по болотам. Немцы нас преследовали. Стычек сколько уже было вместе с ними. Так. Вот. Я уже щас… Нам сказали, что Вы не держитесь вот такой ну большой группой. Вы держитесь так по пять по шесть человек. Значит, ну решили выходить из окружения. Так. Из этого котла та. Так. Ну, по этой же дороге, тут где раньше шли. А какие там дороги. Там дороги были вот если немцы строили как по этим по болотам досчатые. У них были специально ДОСы эти деревообрабатывающие. Т.е. заводы, они пилили. Деревьев то много, там всё было пожалуйста там пили и всё. А у нас то что – срубят, спилят и поперёк эти поставят брёвна по дороге где болот, проваливаются там все эти машины, всё ерунда. Это уже потом догадались вот эти нам тоже делать. Ну догадаться догадались, когда у немцев только ДОСы эти захватывали, а то у нас своих то не было. Ну, у меня что один пистолет был, больше ничего не было. Так. Ну вот. Как было. Днём мы прятались, значит. Ну, однажды, ну что ж прятаться всё время в этой грязи то. Вышли на полянку, солнышко светит. Мы смотрит это рама эта летает немецкая, итальянский самолёт этот. Увидал нас. Передаёт, в общем, ну уже знали, ну передаёт другому самолёту, истребителю значит самолёту. Смотрим, значит, высоко на высоте ну метров триста, три километра наверное этот самолёт летит или четыре, высоко. А мы на поляне сидим пять человек. Вот увидал значит нас и начинает кружиться. Ну мы видим, что дело плохо, ну мы сразу под деревьями спрятались. Он спустился низко, ну и весь этот лес прострелял. Ну, короче говоря, ни чего не попал в нас, все мы живы остались. Ну, это был такой один эпизод. Ну попадали. Да, когда мы отступали вот страшно Серёж штука. Ну сколько госпиталь, я не могу сказать, сколько там – тыща человек может быть было, может пятьсот, не знаю по параллелям в госпиталь. Мы отступали, а госпиталь, они же не начем. Не было машин, нету ни лошадей, а конники Белова это не дают своих лошадей. Они сами на них это. Вот. Ребята, это страшная вещь, не оставляйте нас, не бросайте. Такие вот от него голоса до сих пор слышаться. Ну кому мы…, застрелите нас, расстреляйте, убейте, то мы к немцам попадём. Страшная штука была. Вот. Ну, короче говоря, госпиталь оставили. Ну, выходили мы целый месяц, уже к концу июня, июля уже связь есть. Получаю оттуда шифровку, где будем выходить. Я командованию докладываю, вот здесь район уже разминирован, значит. Всё, значит, можно выходить. Ну, а немцы-то держат окопы, оборону. Надо через окопы немцев, через укрепления окопов это всё проходить. Всё обстреливалось. Ну, короче говоря, в четыре часа, наверно, время. Команда “УРА”, ну сгруппировались там это всё. Прорвали вот этот вот участок, где оборона. Наметили, прорвали, но главное небольшой участок. Сколько? Наверно километра два-три. Вот этот участок, где можно было значит пробежать всей нашей армией. Сколько? Прилична она, наверно, в армии там двести может тысяч было. Большие армии тогда были. Вот. Ну, короче говоря, не скажу сколько, не вру сколько, сколько – вся армия. Осталось пробежать вот этот вот участок немецкий. Ну, мы выбрали, значит со своим конником, который на лошади – я пешком, а он на лошади, значит, вот на этом участке. Давай, договорились, вот здесь мы, говорим,  пройдём. Прошли уже вот эти окопы их немецкие, где были укрепления, потому что до этого до нас уже прошлись, там уже немцев не было. Они остались справа и слева там. Вот. Мы пробежали эти окопы и в рощице, она небольшая была. Ну как тебе сказать. Вот. Ну как вот здесь мы находимся и примерно щас где находится ну вот этот вот Медвенский проезд. Ну вот такой вот участочек. Вот. Так. И начали обстреливать. Мы только в этот лесочек вбежали и начали миномётный обстрел. Ну маленький же этот участочек. Он же пристрелен уже был немцами. Вот я в какой-то момент, значит, провалился, не знаю, в какую-то яму, толи от снаряда это было или ещё чего там было. В общем, ну споткнулся, провалился. А этот на лошади перескочил, а мина упала рядом. Короче говоря, меня засыпало землёй. Тяжёлая мина. А его на лошади ранило. Свалилась. Вот. Лошадь убило. Ну, короче говоря, я очнулся, в ушах шум. В общем, чувствую, ну ничего я не чувствую. В общем, шум какой-то в ушах стоит. Весь в этой грязи. Ну, правда, тут, вот что хорошо в этой Калининской или Тверской области – там везде эти вот болотистые места, где можно, ну а тем более эти окопы, где можно вода там – брюки, руки.  Ну думаю – бежать к речка самому, а он лежит, стонет, значит, который с ним-то я держал связь. Ну что бросать его раненого. Значит рубаху там это, перевязал его где там ранение, всё.

Ну вот мы ещё с ним семь километров выходили, пока до госпиталя нас санитары не подобрали. Вот. Вышли. Таким образом, вышли из окружения – в этот момент с дрожанием губ Борис Васильевич сосредотачивается и добавляет – в июне 1942 года (далее Борис Васильевич говорит о конце июля, т.к. первоначально оговорился). В общем, у меня два кубика, комсомольский билет и все шифровальные документы, со всеми документами. А нужно сказать, когда в окружении оказались, там даже полковники были, и вышли по чину, здесь сдирали с себя всё и как рядовые. Вот. Вот когда они выходили уже, когда выходили раз ты полковник, содрал – будь ты в штрафнуя. Вот. А я вышел полностью и всё. Вот. Меня опять отправили в штаб. Конец июля. Сорок второй год. Вот. Ну, я щас не рассказываю как там вышли, каким образом, тут уже всё. В общем, нам, меня переодели, в общем, всё нормально привели, вот. А перед этим, когда мы вышли, я вот тоже скажу. Целый месяц та мы, я что есть – лягушек, траву. Ни хлеба, питания никакого не было. Вот. А тут нам кухня значит буханку белого хлеба, значит. Ну а как раздавали – кидали это с машины и вот как на драку собака. Вот. Консервы тоже – банку консервов с этими котлетами рыбными, досталась каша. Ну манерка у меня была, значит, ложка в сапоге. “А манерка, это что?”, – спрашиваю я. “Ну вот эта, ну такая вот, знаешь, вроде котелка, вроде котелка”, – ответил мне Борис Васильевич. Вот этот котелок каши с этой солдатской. Отличная каша тогда. Не то, что сейчас, я её щас проглотить не могу, а тогда. Вот. Ну, короче говоря, из этого накормили нас, напоили и улеглись там. Через, наверно минут тридцать наверно, минут сорок так, я чувствую, что меньше часа было. Вставай, ну кто не встаёт пинками били, значит, ну, короче говоря, всех подняли, кто уже вышли, всех накормить, в колонну построили и тридцать километров, значит, прогнали нас, несмотря на то, что мы ослабленные были всё-таки. Полагали через пять километров останавливаться там на много, а нам. Пробежим значит, останавливаемся, пробежим. значит, не останавливаясь тридцать километров. Пробирались. Вот это спасло. Ну всё равно после этого у меня желудок весь испорчен был. Я уже, когда демобилизовался, уже лечился – язва была, операция была. И вот, значит, это всё оказалось. Ну вот в общем-то меня направили уже теперь в эту – из тридцать девятой армии значит уже в тридцатую армию к генералу Лелюшенко. Ну, герой финской войны, очень хороший генерал был, знал. Был типа с ним. Ну в штаб этого генерала. Вот. Он вообще в ходе финской войны был ранен в ногу, ходил с тростью, с тростью ходил. Он ни как генерал, он там танкист вообще-то, в этой танкистской форме, обмундирование, в форме танкиста любил. Вот. Вот когда придёшь к нему на доклад докладывать, у него кровать это самое какая-то была, значит железная безо всяких этих там подушек и всё как-то. Он астатический вообще человек был. Нетребовательный вот к этому, как сказать, роскошу что-ли. Вот так вот. Ну, был случай такой. Едим, ну мы всегда, когда едим из армии в войска там, на передовую, то всегда обязательно штабные, ну связь то держать надо. Нас тоже с собой брали. Так. Ну, а тоже район этот самый Тверской области, тогда Калининской области. Ну, едим мы с ним, значит по дорогам на фронт. Ну, я как уже рассказывал тебе дороги какие у нас эти брёвна лежат. Ну, командующий едит, его штаб и дальше. Ну, у нас какие машины? Виллисы такие, открытые  - знаешь? “Да”, – отвечаю я. Вот такие машины. Ну, вперёд и сзади. Так. Нам  с адъютантом значит, а впереди подъезжаем к одному месту – там затор. В общем, машины с боеприпасами, с продовольствием. Машин пять или шесть застряли, ну в этой, видно там до этого бомбили. Ещё не успели это сделать, залатать. Вот. Подъезжаем к этому месту. Он матершинник был Лелюшенко. А там это ребята, шоферня, это самое ворочаются, чтобы залатать это всё, чтобы машины проехали. Вот. Ну один там шофёр, ну мы подъезжаем, он на нас – это останавливает, тоже матом. Тогда не разговаривали так. “Куда вы это едитя?”, – справшивает шофёр. Ну, а он генерал, он всё время в комбинизоне, его не узнаешь, кто он такой. Так. Генерал али нет. И мы тоже самое, тоже маскировались. Не просто так, это поедишь. Так мы тоже старались не офишировать себя. Так. Он, Лелюшенко, на этого шофёра: “Я тебе щас.”, этой палкой туда-сюда. А он значит тоже на него матом. “Ты что не знаешь мы едим к фронту. Вот от боеприпасов, там люди нуждаются в боеприпасах, а мы тут застряли тут, стараемся, вы тут ещё стараетесь нас обогнать”. Ну тут перепалка, значит. Короче говоря, мы проехали, наши. Они тяжёлые машины, а мы то проехали. А машины какие были – эти полуторки. “Знаешь такие?”, – спрашивает Борис Васильевич меня. “Да” – отвечаю я. Вот. Мы обогнали, проехали, все наши машины. Ну, отъехали наверно километра три-четыре. Останавливается. Что такое? Останавливается командующий. Значит, адъютант говорит: “А ведь он, говорит, шофёр был прав”. Ну Лелюшенко взад уже передаёт нам адъютанат, что прав, что нас не пропускал. Это самое, боеприпасы там, и прочее везёт. Надо вернутся. Ну, командующий приказал вернутся туда. Ну, разворачиваемся, да и поехали назад, где там они это дорогу. Ну к этому времени они уже дорогу устроили, всё нормально, можно было проехать. Так. Лелюшенко, значит: “Где этот шофёр?”. Ну, тут дрожит весь и всё. Я толи сказал: “Я тебя расстреляю”. А он говорит: “Ну, наверное, расстрелять пришёл”. Он говорит: “Прав ты, что не пропустил меня”. А он: “Товарищ командующий, я не узнал Вас, что Вы командующий”. А он говорит: “Ты прав. Медаль ему достань. Медаль ему этож дать”. Тут же его наградил медалью “За Отвагу”. И поехали, значит, мы дальше. Всё. Правдивый был генерал. Вот я его уважал.

И ещё, забегая вперёд, когда мы уже после войны собирались вот в Москве, так. Он говорит: “Вот знаете, там около Кремлёвской стены лежит, значит, Неизвестный Солдат. Там, где Мемориал Вечный Огонь и Неизвестный Солдат у Кремлёвской стены”. “Это после войны было?”, – уточняю я. “После войны, вот когда собирались”, – повторяет Борис Васильевич. Он говорит: “Я на своём Совете, уже после был Совет. Откуда взять их вот этого ну кости, вот это всё Неизвестного Солдата. Я, говорит, настоял, чтобы взяли из могилы, все эти кости из моей Братской могилы подо Ржевом. Вот. Значит под Ржевом, значит в этой Братской Могиле вот этот взяли солдата и привезли на это самый”. И вот когда, мы из командировки едим, приезжали. Я встретился, из Петербурга там тоже друг, ну, по фронту, встретились. Он из Петербурга и я из Министерства приехали. Ну я уже напредприятии уже здесь работал. Так. Ну это было уже в каком году, наверно в пятьдесят втором, пятьдесят ..., ну да наверое. Ну, мы, как обычно, значит после вот этих встреч, когда там собирались все договорились к своему этому товарищу, который лежит у Кремлёвской стены, когда мы едим в командировку, значит, цветы, это самое, положить, посетить этот Мемориал и положить цветы. Вот на на встрече вот мы так договорились с генералом и всё. Это, говорит, Мои, Ваши Ребята. Вот, говорит, не забывайте. Приезжайте. И вот мы так с ним идём, ну летом было, я щас не помню, так же вот тепло. Значит, цветочек у него и у меня, ну сумки, командировочные как всегда. Ну а народу не много там прогуливаются. Ну, смотрим, мы подходим к этому уже Мемориалу, где огонь то горит. Хотели положить. Нас вдруг окружают два милиционера. И у него значит по этой хватает сзади, у него карман сзади, у этого друга то моего из Петербурга. Пистолет, у тебе на пистолет есть разрешение? Он говорит: “У меня его и пистолета тоже нет”. “Кто Вы такие? Почему Вы, это самое, сюда и кто Вам это”– спросили милиционеры. Он говорит: “Знаете, это самое, он достаёт – у него это вот у меня это ключ такой от этой от второй квартиры петербургской, ленинградской квартиры”. Ну, показывает ему удостоверение. Рассказываем, что мы к своему товарищу пришли и всегда вот этот вот. Ну они нам откозыряли, конечно, всё нормально. Но, бать, извините. Знаете, говорит, кто ходит. Ну, бдительность такая. Ну, короче говоря, вот эта интересная вещь. Ну, вроде, анекдотичный и всё-таки это интересный …

Ну, что я ещё не рассказал. “Ну, вроде, в принципе, всё”, – говорю я и мы заканчиваем беседу на тему Великой Отечественной войны.

Продолжение (редактирование) следует...

Дата проведения беседы: 21.06.2018 года.

Аудиозапись: https://yadi.sk/d/4FP4kQk63YEL8Y